Тише едешь…

Руки болели, особенно при попытке пошевелить пальцами. Мышцы шеи тоже болели. Все остальные мышцы, имеющиеся в организме, тупо ныли. Сам организм, казалось, был наполнен то ли жидким свинцом, то ли твердой ртутью, и на требования Мишки шевелиться отзывался неохотно и с каким-то опозданием… Да-а, тот еще денек вчера выдался… Когда доехал до дому, намереваясь оставить машину ночевать под окнами, оказалось, что самое трудное – разжать пальцы, сжимавшие баранку. Как только ехал! И даже вожделенный сон не принес ясности ума и свежести сил телу, а только перевел его из состояния «активно бестолковое» в режим полной апатии. Да и насчет «денек» получалось не все ладно: длился он, по самым скромным прикидкам, почти двое суток.

Эта уборка была для Мишки первой, а потому сравнивать ее было не с чем. Но по высказываниям старых шоферов, выдалась она крайне неудачной. Среди Мишкиных товарищей по комбинатовской колонне «зиловцев-бортовиков» особо зрелого народа не было, но здесь в одну бригаду попали люди и машины из разных колонн. И если верить самосвальщикам, – дяде Мише, считавшему эту уборку последней в силу достижения в будущем году пенсионного шестидесятилетия, и дяди Васи, которому стукнуло шестьдесят восемь, и который, тем не менее, ни на какую пенсию не собирался, да и выглядел помоложе сорокалетнего Бори-носа, то так неудачно попасть на «уборочную» им еще не доводилось. И едва ли кому-нибудь из присутствующих доведется в оставшейся жизни. Эх, знали б они, каким образом сбудется такое пророчество!

Поначалу тертый народ оценивал шансы весьма оптимистично. Олимпиада Олимпиадой, а урожай с полей везти все равно придется. Соответственно столичные комбинаты отправили в предписанное время предписанное количество машин в предписанные места. Так Мишка попал «на уборочную» в воронежскую губернию. Директор комбината обещал «работу по асфальту», но тертые мужики только хмыкали: «знаем мы тамошний асфальт; всем хорош, да только жидкий!». Ехали в начале сентября, стало быть – «на сахарную свеклу». Что воодушевляло, ибо на зерне, силосе и сахарной свекле заработать можно. В отличие от всего остального.

Уже через неделю Мишка сам увидел, что же «тертые мужики» называли «жидким асфальтом». Собственно, это был чернозем, который после дождя превращался в некую субстанцию, которая (по Мишкиным представлениям) пребывала по свойствам где-то между солидолом и нигролом. Как по ЭТОМУ можно ехать, не знал никто. Соответственно, вопрос решался просто: «нелетная погода». А ели учесть, что оная «погода» подгадила не только с последующими культурами, но даже с зерновыми… Кстати, на том она даже не подумала остановиться! В общем, досталось и зерна, и картошки, и студентов, и преподавателей… Свеклу везли уже из-под снега. А заодно во время «нелетной погоды» везли в совхоз кирпич, лес, и все, что только может понадобиться. Благо, от шоссе до колхоза проехать было все же можно, благодаря немеренному количеству высыпанной на «дорогу» щебенки. Несмотря на это, с работой, по столичным меркам, наблюдалась большая напряженность. На что можно бы и наплевать. Но ведь и с заработками тоже, что уже хуже. Оставалось только сидеть и ждать конца компании, чем, собственно, народ и занимался.

Команда на возвращение домой пришла аж двенадцатого декабря, под конец недели. Погода с Ноябрьских праздников перемежала крепкий мороз с оттепелью. А в тот день как раз приморозило. Было градусов двадцать – то ли два, то ли восемь… не суть. Местное начальство, утомившись кормить кучу пришлого народа, выделило трактор, дабы оттащить заледеневшие «зилы» ближе к горячей воде. «Народ» засуетился. Кто-то грел воду на печке, кто-то разогревал масло паяльной лампой, кто-то просто грузил барахло в кабину, дожидаясь трактора. Только Мишку все это не касалось, потому как его оставляли «до особого распоряжения».

Впрочем, начальник уборочной колонны сидеть в деревне, судя по всему, не собирался, а потому «особое распоряжение» не задержалось. Надлежало Мишке ехать колонной с Вовой Кончиком и Борей-носом, страховать последнего. Потому как у него мотор подстукивал, и в случае чего его машину надлежало взять на буксир Мишкиному более свежему аппарату. С Борей ехал Юрчело, выполнявший в бригаде функции ремонтника. По уверениям начальства и самого Бори-носа, вилка имелась, лежала у Бори в кузове. Проверять Мишка не стал. Небось, Боря третий десяток лет за рулем, знает, что к чему… Вот так и начался тот бесконечный день.

Поначалу все было просто замечательно. Ну, прямо как небо над головой – бирюзовое, солнечное, безоблачное. Ветерок, правда, неприятный, но в спину же дует, не сбоку, а тем более, не в лицо. Двадцать пять верст до заправки в райцентре пролетели одним махом. Впереди лежали еще тридцать километров до тамбовской трассы, по ней предстояло доехать до ростовской, а там уже и до Воронежа – рукой подать. Всего предстояло пройти около восьмисот километров. И среди них самые мерзкие, самые трудные, самые узкие – ближние. Так казалось.

До тамбовской трассы Боря не дотянул считанных километров. Нет, мотор у него не «стуканул», и не заклинил. Сдох бензонасос – пустил фонтан и кончился. Слава Богу, не полыхнуло, могли бы все трое сгореть. Вообще-то Мишка на спор заставлял насос качать минут за двадцать. Но то в общежитии. А здесь болезнь была другая – течь, да и лечить ее было нечем, к тому же времени на лечение при минус восемнадцати на улице было не более часа. Это на «снять – починить – поставить». Из того часа добрую четверть уже потратили на разбирательство «что там у тебя». Так что решение слить воду и цепляться на вилку показалось самым правильным.

О, если бы Мишка видел ту «вилку» как говорят евреи «до», то неизвестно, как бы он отнесся к идее цеплять на нее Бориного «зила». Но увидел он ее «после» – только тогда, когда все пути к отступлению были отрезаны – вода слилась не только из радиатора, но и из блока. Вид «вилки» произвел на Мишку неизгладимое впечатление. Поначалу он даже не поверил, что именно НА ЭТОМ ему придется тащить собственный (тогда он не знал, что далеко не собственный…) вес аж до Москвы. Ибо завязанная узлом полудюймовая водопроводная труба меньше всего казалась пригодной для такого действия.

Стоя в кузове, Боря посмотрел в выпученные Мишкины глаза. Улыбка с его лица не исчезла, но стало несколько вымученной. Кончик, судя по всему, тоже все понял, и за пару минут они вдвоем не только развязали трубу, но и придали ей вид буксирного приспособления. Мишке от этого стало еще хуже: при большом желании он мог вздуть обоих разом, а ведь он тоже не отличался выдающимися физическими данными. Но тонны-то никуда не деются, их надо тащить… И тащить ему – Мишке! А как? На этой нитке? У которой еще и кольца под клыки едва ли не больше самой машины?!

А с другой стороны – куда деваться? Бросить людей посреди дороги? Это только у Высоцкого «кругом пятьсот». По жизни и пятидесяти, да что там пятидесяти, двадцати «кэмэ» по зиме да по сугробам – более, чем достаточно. Потому как что пятьсот, что двадцать по сугробам, что пятьдесят по трассе – все одно: без помощи они означают гарантированное место на кладбище. И хорошо, если на кладбище, может выйти и просто в чистом поле. Ну а Мишка греха на душу взять не смог.

Подручными средствами одну машину к другой принайтовали. Она даже не особо могла двигаться. Правда, полудюймовая труба… Тормозни чуть резче – и привет. И даже если не резче, все равно ощутимо пружинила. Но уж лучше так, чем никак.

Поехали. До тамбовской трассы Бог помог: дошли без единого встречного. Там стало легче: ширины дороги и на встречных, и на попутных хватало. Ну, водит немного за ж… машина на вилке, ну и что? А в целом, ехать можно. Но Мишка не спешил: уж лучше поздно, чем вперед ногами. Единственный неприятный момент возник на границе воронежской области, и то потому, что малость увлекся и шибко разогнался. Дорога сужалась, и пришлось довольно резко тормозить. Но ничего, «нитка» выдержала.

После Воронежа Кончик, честно конвоировавший Мишку, знаками запросился вперед. Мол, чего клячиться, если вы нормально идете? Мишка махнул рукой: дуй! И снова потихоньку, внатяжку, сорок – пятьдесят. Пятьдесят – это на спусках… Про «тише едешь…» вспоминал, но так, краем сознания, хоть и со всеми комментариями. Его тогдашнее отношение и к поговорке, и к комментариям точнее всего передает более поздняя формула «еду, как могу!»

Что ни говори, но просто ехать на автомобиле и буксировать свой вес – две большие разницы, как говорят в Одессе. К Становой бак был пуст, а Мишка – полностью вымотан. Ветерок оставался попутным, правда мороз заметно смягчился. «Ехать надо, – настаивал Нос, – погода портится!» К черту, уперся Мишка. Отдышаться требуется. Может, и правильно сейчас идти вперед, да сил нет. Так что стоим и дышим.

Передремнули всего-то часа два. Минут за сорок кабина так выстывала, что в ней даже в телогрейке спать становилось холодно. Приходилось открывать хотя бы один глаз, заводить двигатель и включать печку… На третьем периоде выяснилось, что легче ехать. Да и сон как рукой сняло.

Погода изменилась радикально. Вместо луны – непроглядное небо, ветер, дующий неведомо откуда, и метель. А на дороге – слой снега. М-н-да. Вот и тащи свой вес на вилке… Да и дорога пошла – то подъем с переворотом, то спуск с загогулиной. Дорога скользкая, на подъеме того гляди забуксуешь, значит входить на него надо побыстрее; да и на спуске «сложиться» недолго. А машина на вилке за задницу водит так, что дороги мало. И неизвестно, как Мишка смотрел бы на все, будучи пару дней из дома и с деньгами в кармане. Но тут выходило, что жить на трассе не только невмоготу, но и не на что. Так что можешь, не можешь, а ехать надо. В общем, Мишка на спусках «держал» сцепку мотором, пока мог, а потом – «пятая» и «газ в пол» – «протягивал». Внизу спидометр мало наизнанку не выворачивался, но до макушки дотянуть все же получалось не всегда. А по правде – не получалось никогда.

С того рейса все подъемы от Становой до Каширы Мишка не то чтоб запомнил – шкурой впитал. Особо подъемы. А еще проникся глубочайшим уважением к питерским и ростовским водителям. Потому как «висела» его сцепка в конце едва ли не каждого подъема; порой один мужик, привалившись плечом, помогал уехать – хватало! А по трассе на юг едут многие – москвичи, ярославские, тверские, ивановские, новгородские… Но только ростовские и питерские останавливались сами: давай поможем!

Так оно, собственно, и шло, и шло… Километров за сто тридцать до Каширы обогнал (ведь вроде вперед ушел…) сцепку Кончик. Тормознулись. Юрчело к Мишке перебрался. Вроде как у кого-то «из наших» в ближайшей к трассе деревне мотор заклинило, и Кончику еще буксир искать… А вы идете на Москву и идете. Мишка не вникал. Домой еще попасть надо; так что залазь, да поехали – кабина трехместная. Правда, воспользовавшись заминкой, вылез, умылся снегом, глянул на себя в наружное зеркало. Рожа как рожа; у ментов вопросов вызывать не должна.

Юрчело залез. Да не один, а с поллитровкой. Оно и к лучшему. Борины реплики «под руку» Мишку уже изрядно достать успели, а теперь в кабине все при деле оказались. Ну а километров через десять оба уже спали. Вот и слава Богу – легче ехать.

В начале длинного пологого спуска вдруг поползла вверх температура двигателя. «Сливной кран, зар-раза», – подумал Мишка. Была у этой машины такая подлянка. Нужно было останавливаться. И скорость маленькая, но на гололеде, да на спуске, пусть и небольшом, да сцепкой, – сделать это оказалось не просто. И все б ничего, если бы не встречная фура, ломившаяся «на все деньги» по середине дороги и заставившая Мишку взять чуть-чуть правее. Этого «чуть-чуть» вполне хватило, чтобы Борина машина правыми колесами «хватанула» заснеженной обочины. Ее передние колеса тут же вывернулись вправо, и она, лишенная руки водителя, честно попыталась сигануть с шестиметрового откоса – в чисто поле… И потащила за собой Мишкину машину, что подразумевало для нее вполне конкретный «уши», то есть опрокидывание. А в имевшемся раскладе это означало верную смерть для всех, кто находился в Мишкиной кабине. Пассажиры спали, но в Мишкины глаза старуха с косой глянула.

Разумеется, с такой постановкой вопроса Мишка был в корне не согласен. И ждать кончины не стал. А потому – «третья», «газ» в пол, работаем рулем, чтобы остаться на трассе. А что на хвосте – железо, пусть телепается. Будем живы – разберемся. На ЗИЛе его много делают, на наш век хватит. Там ведь в кабине все равно никого нет.

Удержал. Как ни странно, но и Борина машина «на уши» тоже не стала. Зато поперек дороги всей сцепкой раскорячились знатно. Все! Стоим. На дороге. Все живы и здоровы, а пассажиры даже не проснулись. Ну и ладно. Можно осмотреться. Мишка вывалился из кабины. Закрыл краник. Пошарил в кармане, выудил едва начатую пачку «Примы» и… пустой коробок спичек. Ч-черт, и не покуришь. А не мешало бы. Со стороны Воронежа видимость составляла километров пять, и оттуда подъезжал таксист на «Волге», почему-то столичной. А перед ним раскорячилась сцепка. Мишкин аппарат «глядел на Тулу», то есть почти развернулся; Борин одним колесом висел над откосом. Угораздило же: всю трассу перегородил…

Вот уж не предполагал, что прикурить будет так сложно. Таксист ломал спички, но огня добыть не мог. Про прикуриватель даже не вспомнил. Пришлось взять коробок и зажечь спичку самому. Тем временем подкатил автокран на «МАЗе». Этот, в отличие от таксиста, тоже не впечатлился, а предложил потянуть – на Воронеж. Мол, где развернуться, найдешь, а трассу освободишь. А иначе будешь стоять до морковкиного заговенья. На том и порешили. Сняли «паука», зацепили, вытащили сцепку назад. Народ, собравшийся на перегороженной трассе, двинул своим путем. Мишка занялся водой – ее в радиаторе не хватало. Утоптать в ведро снега, вылить туда бутылку бензина поджечь, и получить по прогорании полведра горячей воды. Чего хватило для нормальной работы мотора. Пока Мишка суетился вокруг да около, его отражение не раз мелькало в зеркале заднего вида, но ничего особого в нем не наблюдалось. В этом Мишка мог бы поручиться чем угодно.

Мороза не было. Значит, завелись, и поехали. В обратную сторону. И Боря-нос, и Юрчело проснулись. Что заметно облегчило разворот на перекрестке, сыскавшемся всего-то в паре километров. Боря просто сел за руль и вывернул колеса, после чего сцепка пошла, куда надо. Но дальше получилось хуже. Особенно при прохождении «убойного места».

Собственно, кто именно и что именно орал, Мишка едва ли сможет сказать. Но один кричал: «не торопись!!!», а другой: «газуй, протягивай!!!» Мишка же, окончивший техникум, постарался вспомнить законы физики. Выходило, что выгоднее всего пройти участок с накатанной им же «загогулиной» гололеда с практически нулевым сцеплением колес с дорогой: во-первых, по колее прошедшего после происшествия транспорта, а во-вторых, «тележкой», то есть накатом, с выключенной передачей и при минимальной скорости. Вся хитрость заключалась в том, чтобы во-первых, колеса вращались бы себе и вращались, а во вторых, тягу надо было дать уже за пределами ледяной полосы. Там уже можно было «протягивать». Но не раньше.

В общем, Мишка сделал все как надо, и злополучный участок проехал. Но, о Боже, чего это стоило! Сие Мишка понял даже не в Кашире, мельком увидев седой вихор, и не дома, когда разглядывал его во всех подробностях, а намного, намного позже.

Собственно, о рейсе рассказывать больше нечего. Дальше все шло сравнительно гладко: на подъемах не «висели», помощь не требовалась, бензина до Каширы хватило. А уж от Каширы до Москвы доехали и вовсе, можно сказать, легко.

На комбинат Борину машину Мишка затаскивать не стал. Мол, на трассе. Работаем. Трудимся. Но ведь и отдохнуть под шумок не грех! Так что отволок Борину тачку ему под окна, а на своей поехал к собственным окнам. И был немало удивлен: и почему это пальцы после всего от «баранки» отлипать не хотят?

Нечеловеческое напряжение, пережитое при буксировке, не хотело отпускать Мишку ни при каких обстоятельствах. Уже через сутки он затосковал, а на следующий день двинул к дому Носа, чтобы забрать машину и возвратить ее в «стойло» вместе с собственной. Помог Кончик, правда, не обошлось без приключений, но так или иначе, последние два километра счастливо одолели. Боря в колонне в свое время объявился, и комбинатовская жизнь потекла своим чередом. А вот Мишку текущие новости просто оглушили.

Прежде всего, начальник уборочной колонны вполне благосклонно (невзирая на опоздание доставки) отнесся к идее оплатить Мишкины труды по буксировке. Но это что. ОТИЗ щедрой рукой начислил аж 40 рублей, чего за ним отродясь не водилось. Такому повороту дел Мишка хотел уж было подивиться, однако донимали текущие хлопоты. По ремонту собственной машины, утратившей один номерной знак вместе с воронежским черноземом где-то на просторах губернии, а потому подлежавшей перерегистрации.

Среди всех радостей выяснилось, что в то же время на вилках волокли машины еще полтора десятка водителей, куда более опытных, чем Мишка. И все… (Все!!!)… приволокли автомобили куда более обтекаемой формы, чем предусмотрено заводом-изготовителем. А Мишка… Он стал единственным исключением. Он притащил именно то, что зацепил: ЗИЛ-130, да еще и без поправки на жестяницкие работы! «Протягивали», – подумал Мишка, – «а ведь могли и не торопиться.» Немного пообщавшись с ремонтным народом, Мишка уяснил для себя и еще одну подробность: в кузове у Бори носа располагалось ремонтное оборудование, общей массой примерно две тонны. То есть тащил он по гололеду далеко не собственный, а раза в полтора больший вес. «Возможно ли подобное?» «Нет,» – гласит теория автомобиля. Что и подтверждают ПДД, запрещая подобную буксировку. Знать бы, что запрещенное делаешь… А с другой стороны: ну не бросать же!!!

Будучи человеком образованным и начитанным, Мишка, глядя на возникшую ситуацию, сильно комплексовал. Вылечили его «елки». Действительно, сколько можно напрягаться по любому вопросу, если требуется потратить около 20 часов на то, чтобы привезти нужное количество новогодних красавиц на рынок?

Прошло время. Мишка пришел в себя после перегона. Привез и то, и это… И вдруг понял: «Нет ребята, скорость хорошо, но… правильно предки судили: «Тише едешь, – дальше будешь!» Не в смысле медленнее, а в смысле «не торопясь». Как там, у Владимира Семеновича? «Вы успели? В гости к богу не бывает опозданий! Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?» И ведь вот что интересно: за следующие несколько десятилетий Мишка в этой мысли только утвердился. Как ни крути, а на дороге дольше живет тот, кто не торопится. Особенно на российской!